Прошло три месяца. Надя вначале писала Харуми каждую неделю большие пространные письма - про свою жизнь, про погоду, об истории Петербурга… но в ответ получала короткие записки «У нас хородно. Я бежара марафон и поручила 25 место из 100 участников.
До свидания. Жду писем.»
Такая лаконичность немного удивляла Надю, но потом и она привыкла писать так же коротко.
Однажды на какой-то выставке она увидела картину с японским сюжетом, вышитую бисером. Это было так красиво, что она не преминула рассказать об этом Харуми. Через месяц пришел ответ: «В ваш город едет мой двоюродный брат, я попросира его передать тебе такую картину. Можно я дам ему твой телефон и адрес?»
«Конечно, - написала Надя. Обязательно дай телефон и скажи ему, что я приглашаю его в гости на «русский обед» Ты помнишь, как тебе нравились наши обеды? Я еще могу поводить его по городу и показать то, что ему будет интересно»
Через неделю поздно вечером на домашний телефон позвонил незнакомый мужчина, который и оказался тем самым «двоюродным братом» со смешным, как показалось Наде, именем Кунгоро (которое она тут же превратила в Кенгуру, чтобы не забыть).
- Надя-сан?
- Дааа. Слушаю.
Дальше шли непереводимые и непонятные японо-английские слова, из которых Надя поняла только одно – Харуми.
- Джастен момент (Just a moment), произнесла Надя, вспомнив уроки английского в школе, которую закончила почти тридцать пять лет назад. Почему она таким образом перевернула английскую фразу в своей транскрипции, трудно сказать. Просто так запомнила и была уверена, что именно так и надо говорить.
Японец замолчал и стал ждать, когда Надя «въедет» и начнет уже говорить по-настоящему.
Однако и Надя ждала других слов, поэтому пауза затянулась.
- Ало, алооо, вы где? – наконец, не выдержала она.
- Хеллоу, ай донт андэстэнд.
- Ах, ты господи боже мой! Тейк зе словарь. Ой, не так …. Сейчас вспомню - вордбук, что ли.
- аааа, хоросо.
Через десять минут с меканьем и эканьем они договорились встретиться в метро «Гостиный двор» в два часа.на следующий день.
После такого сильного напряжения и усилий по воспоминанию школьного английского языка Надя была мокрая, как будто вылезла из парилки.
«Дааа, и как мы будем общаться. А я, дурочка, хотела ему еще про Петербург рассказать, поводить по укромным местам, в Ботанический затащить. Смешно»
Она пошла на кухню, умыла лицо холодной водой, поставила чайник и стала думать о том, что еда не требует никакого знания иностранных слов. Здесь важно искусство кулинарии и интерес гостя к незнакомой еде.
К тому же она слышала, что японцы оценивает другую страну именно по той кухне, которую они пробуют в своих многочисленных путешествиях. А потом хвастаются, кто что попробовал и как это было.
Так что она приготовит ему настоящий русский обед: грибной суп, домашние котлетки с морковкой и кусочками сала внутри, рис, конечно, чтобы японец не особенно страдал от отсутствия привычной еды, а к чаю…. да, к чаю…вот что! Замесить тесто на пиве и сметане, туда побольше положить мягкого сыра, сделать длинное печенье, напечь таких поленцев и поставить красивым колодцом (это она однажды видела на картинке в красивом журнале). «Думаю, что японцу понравится. Вряд ли они это делают у себя. Ведь там сплошной рис, водоросли и васаби.
Так, а палочки для еды где взять? Хотя какой дурак будет есть палочками грибной суп? Ничего, ложкой поорудует, не маленький уже. Наверняка видел такой прибор в своей жизни.»
Утром она встала пораньше, на всякий случай вымыла волосы французским шаимпунем, который приберегала специально для таких ответственных случаев, высушила феном, посмотрела на свою пышную прическу и призналась себе – десять лет как не бывало! Потом порылась в шкафу, достала один костюм, другой всё перемеряла и решила надеть светло-сиреневый с белой блузкой. Хоть и сентябрь на дворе, но всё еще тепло. Сверху накинет серебристую шаль, достанет свою театральную сумочку с серебряной застежкой, короче заставит Кенгуру проглотить слюнки и еще раз убедиться, что русские женщины – самые красивые.
Потом навела на лице окончательную красоту, мазнула губки вишневой помадой и выпорхнула из дома на крыльях надежды.
«Хоть и японец, а всё-тки мужчина, - подумала она, - правда Харуми не сказала, сколько ему лет, но по голосу никак не меньше сорока. Маловато, конечно, для серьезных отношений, но для влюбленности – как раз!»
Впрочем, Надя особенно и не надеялась на какую-то романтику. Мужик приехал в первый раз в Петербург, она явно старше его, говорят, японцы ужасно робкие в отношениях с «чужими» женщинами, может, еще и женат и детей штук пять… хотя в Японии таких семей уже нет. Максимум двое, ведь растить детей дорогое удовольстве. А в Японии тем более.
Так она уговаривала себя, чтобы не очень расстраиваться из-за возможной романтической неудачи, но в душе ей хотелось именно мужского внимания, заботы и любви.
После развода с мужем прошло уже восемь лет. Возраст подходил уже к такому рубежу, когда на каждого мужчину приходится девять женщин, да и мужчины как-то измельчали и в прямом и переносном смысле, так что найти пару становилось всё сложнее. А разменивать свой серебряный рубль на мелкие медные монеты ей не хотелось. Такой вот цельный характер. Зато уважение к себе сохранялось, а это, оказывается, самый настоящий спасательный круг, который не дает опуститься на дно жизни.
В метро она взяла у тетеньки на входе бесплатную газету, спустилась вниз, села на свободное место в вагоне и стала читать, чтобы отвлечься от ненужных философских мыслей.
Но буквы прыгали перед глазами, как воробьи за крошками, и не хотели складываться в слова. Пришлось газетку свернуть, закрыть глазки и сделать вид, что дремлет. Не хотелось рассматривать народ в вагоне, хотя это она любила и каждый раз, найдя интересное лицо или колоритную фигуру, придумывала человеку какую-нибудь завлекательную биографию.
Два без десяти.
Надя сошла с эскалатора, завернула направо и поднялась по лестнице к цветочному киоску.
Мужчин было немного. Японец еще не приехал. Правда, возле газетного киоска стоял какой-то дядька в черном плаще и рассматривал газеты, но вряд ли «брат» стал бы читать что-то по-русски. Ведь он знает только японский и английский. К тому же сам дядька показался ей слишком толстым и приземистым. Наверняка пиво пьет каждый вечер и смотрит футбол, лёжа на диване по три часа без всякого движения. Здесь даже медведь зажиреет, не то что слабый русский мужчина. Странные эти мужики, хотят от женщин стройности и привлекательности, а сами ходят на пятом месяце беременности и ничего! Ведь зеркало в ванной показывает фигуру только до груди, а ниже – это уже природные отклонения. И кому не нравится, могут отвернуться!
Она и отвернулась и посмотрела на часы. Два без пяти.
«Ой! Английский. А я же словарь забыла взять. Положила на стол и забыла. Балда! И как я теперь его заманю на обед? Буду показывать руками, как из тарелки хлебают суп? Причмокивать и изображать на лице бешеное удовольстве?!»
В это время с эскалатора потекла очередная толпа пассажиров, и Надя увидела своего японца. Это был невысокий, симпатичный мужчина с типичным выражением спокойствия и невозмутимости на лице, лет примерно пятидесяти. И, к счастью, без беременности, хоть и крупноват для любви с первого взгляда.
«Ага! Всё-таки почти мой ровесник, уже хорошо!» – подумала Надя и стала медленно спускаться по лестнице навстречу «брату», чтобы он мог как следует полюбоваться осанкой, стройными ножками, вишневой помадой и голубыми глазами бывшей манекенщицы.
Японец и в самом деле остановился и ошалело водил глазами по фигуре и лицу харуминой подруги. Только что рот не открыл от удивления.
Надя в душе веселилась, как ребенок. И, как говорили раньше, с большим внутренним удовлетворением.
«Вот так! И не думайте, что русские женщины после пятидесяти похожи на бабушек. Мы еще ого-го!»
Она подошла к Кунгоро и поздоровалась по-японски: конитива. И даже поклонилась, как надо.
Тот хотел сказать то же самое, но голос охрип и получилось невнятное хрю-кони.хрю-чива.
- Как же мы будем разговаривать, кенгуру ты мой милый, - сказала Надя нараспев и вопросительно посмотрела на японца.
Но он уже был готов к ответу, быстро вынул из кармана сложенный листок и прочитал:
«Я – художник, приехар на выставку, сегодня в пять часов открытие, до семи. Потом я свободен. Завтра – экскурсия, посрезавтра я уретаю.»
- А чего так мало-то? – спросила Надя недовольно, потому что ей хотелось какого-нибудь приключения да еще и накормить «брата» обедом, а здесь обед, получается, не втиснуть в строгий график. Если только не заманить его к себе после выставки. Всё готово, только в кастрюльку бросить и на сковородку закинуть.
Японец всё-таки полез за словарем, он был таким же, как у Харуми – довольно толстый кирпич с иероглифами.
- Я хотеть гурять с вас. Мозно? Посре семь. Хочесь? Ресторан – да? Подарок вот,- он протянул Наде пакет с посылкой от Харуми. Довольно тяжелый. Наверняка там кроме вышивки благодарная подружка еще что-нибудь положила.
Надя, глядя Кунгоро прямо в глаза, медленно начала говорить:
- Я идти с вами на выставку. До семи. Потом приглашаю к себе на обед. Мы с Харуми договорились, что я буду угощать вас русской кухней. Понятно? Андэстэнд?
- Кухня? Харуми? Как это?
- Посмотрите у себя в словаре: дом, гости, обед. Я подожду.
Она потыкала пальцем в кирпич, который он держал в руках, и даже как бы полистала страницы.
- Дом, еда, вкусно! Давай, кенгурёнок. Не стой столбом! У нас времени немного!
Японец понял, что она от него хочет и на самом деле стал смотреть в словаре значение слов, которые Надя пыталась ему внушить, как известный гипнотизёр на сеансе по телевизору.
- Ахха! Андэстэнд. Дом, обед, гости. Хай! В семь? – он показал ладошкой на себя и Надю и видно было, что эта идея ему страшно понравилась.
«Голодный, небось, - подумала Надя, - вишь, как обрадовался. А, может, я ему понравилась. Всё-таки мужик он мужик и в Афр… то есть и в Японии. А он – ничего, симпатичный.Ладно, посмотрим, как там наши сердечные дела будут развиваться.»
